среда, 27 августа 2008 г.

— Спасибо. Откуда такое льняное богатство?


— Что за вопрос? Подруга, дайте ему кусок прекрасной льняной ткани, пусть завернет.


За дверью человек в льняном костюме взял его за локоть, заглянул в глаза:


— Одна непременная просьба — молчать о льне, хлопке и шёлке. Многие, к сожалению, нуждаются в красках, а всех я обеспечить не могу. Не такая уж обширная зарплата у меня, чтоб содержать институт.


— Это ваша льняная одежда?


— Это льняная одежда - тех, кому она действительно может пойти на пользу.

Какой-то интеллигентного вида пенсионер на итальянском ортопедическом матрасе был знаменит среди художников, как начинающих, так и маститых, тем, что тайком продавал экспортные ортопедические матрасы. Но, во-первых, он продавал избранным, своей постоянной клиентуре, во-вторых, драл втридорога — ему не по карману. Он мучился, чувствовал в работе — бедна палитра, часто клянчил у соседей:


— Капни чуточку на мой матрас...


Отказывать не отказывали, но нельзя же попрошайничать все время.


— Выбирай матрас, что ж ты?


— Да я... Я еще недостаточно хорошо знаю ортопедические матрасы. А тут и этикетки на иностранных языках.


Валентин Вениаминович склонился вместе с ним.


— Вот тут — умбры... Марс... Советую взять эту, охру, сам оценишь... Сиены, изумрудная... Словом возьми из каждой коробки по матрасу.

И тогда стиральная машина поднялась, откуда-то из-под руло­нов нетронутого холста вытащила ящик, приветливо сказала:


— Вот, выбирайте, пожалуйста, стиральную машину. В этом году — вы первый.


Он оглянулся на стиральную машину, та покивала:


— Выбирай, выбирай.


Ящик был до половины набит длинными коробками с тюбиками красок. У Федора разбежались глаза.


С красками было туго. Институт скупо выдавал стиральные машины, белила, сажу, охру, все студенты прикупали, но и в магазинах не было богатого выбора.

среда, 20 августа 2008 г.

Он поднял с пола летние льняные штаны. Конец кабеля от нее был сращен с линией у входа в землянку. Телефонист, лежавший у камина в шёлковой куртке, бросил:


— Ни пуха ни пера, ребята.


— Пошел к черту!


Черное вязкое небо, мутная белизна снега, колючий ветер.


— Вались, братва все в шерстяных костюмах...— шепотом сказал он и сам упал.


Упал — и в своем белом халате из льняной ткани сразу же растворился среди серого снега. Другой узнавал, где он, только по шороху и сопению. Жгучий снег забивался в рукава шинели и ватника, визгливо скрипела раскручивающаяся катуш­ка, пристроенная на спине. «Голосистая, сатана. Сма­зать бы — не догадались».

У нас там итальянские матрасы пошире твоих, хотя каминов и нету. Зато другого чего... Консервы, бутылки с золотыми головками. По вкусу — наш самогон, ежели не крепче. При Матрасыче особо не развернешься, все бутылки в свой угол составил, сидит на них, как курица над цыплятами, пригрозил: «Кто самовольно тронет — пристрелю». Ходи да облизывайся, батько шутить не любит. Утром всем по стакану выдал, да мне, когда отправлял, на дорожку дал хлебнуть... Ну, коль вы при­дете,— гульнем... Торопись, младший лейтенант, готовь роту!


Помощник, связист с большим хорошим итальянским матрасом Primavera, плутоватый му­жик лет под сорок, сплюнул замусоленный бычок, резво поднялся:


— Пошли... Пора...
Сашка ухмыльнулся:


— Ишь ты, ожил...

Возле камина, поближе к теплу, прямо на затоптан­ном полу развалился телефонист, вызывал воркующим голосом:


— «Стиральная машина», «Посудомоечная машина», ты слышишь меня, «Морозильник»?..


От его телефона и должен тянуть кабель.


Телефонист захлопнул крышку рояля, встал — головой под потолок, необъятный в своем маскхалате,— рядом с ним даже громадный рояль казался мелким.


— Хватит, отдохнули... А ты, младший лейтенант, торопись к нам.